Первая мировая война застала российскую монархию в состоянии тяжелого кризиса. После революции 1905 года и последовавших за ней репрессий в обществе много лет нарастали антимонархические настроения. Армия терпела поражения и отступала, в городах не хватало продовольствия, люди были напуганы угрозой голода и всеобщей мобилизацией. 

Народное недовольство очень часто направлялось на царскую семью. Своего рода “кровавым наветом” на династию было немецкое происхождение императрицы Александры Федоровны и ее сестры, великой княгини Елизаветы Федоровны. В газетах, в очередях, в письмах передавались самые невероятные слухи. Например, о том, что царица посылает телеграммы с военными секретами из Царского Села прямо в германский штаб. Или что ее сестра Елизавета Федоровна отправляет в Германию деньги, собранные благотворителями для русских солдат. Возбужденные слухами толпы громили магазины, склады и предприятия, принадлежавшие немцам, шведам и даже русским с немецкими фамилиями.

Много ли нужно было народу, измученному войной и слишком доверчивому ко всякой болтовне, чтобы пойти еще дальше? Мы знаем, чем закончилось для России это страшное, смутное время начала XX века. Антинемецкие погромы сменились гораздо более кровавыми событиями и почти забылись. 

Императрица Александра Федоровна

До двадцатого века с его двумя мировыми войнами немцы, на самом деле, присутствовали в российской культуре очень часто. И они вовсе не обязательно были связаны с чем-то плохим. Было время, когда русские называли всех иностранцев немцами без различия национальностей. Логика нашего предка была такова: если он не говорит по-русски, значит, он немой. То есть немец. За жителями Германии это слово закрепилось относительно недавно: еще в середине XIX века гоголевские малороссийские крестьяне, подобно древнерусским предкам, называли немцами всех иностранцев.

В середине далекого тринадцатого века из славного города Любека в Великий Новгород приехал купец по имени Прокопий. Возможно, раньше у него было другое имя (сегодня трудно представить немца с таким именем), но он вошел в нашу историю как святой Прокопий Устюжский. Он был купцом: города Ганзейского союза активно торговали с Новгородом, и в городе было много приезжих немецких купцов. Они называли Новгород “кошельком Руси’.

Наш житель Любека ходил по церквям Новгорода, поражался красоте церковных служб, удивлялся количеству церквей, слушал воскресный звон колоколов и… решил не возвращаться домой. Он раздал все свое имущество, как велят Отцы Церкви, и стал монахом. Когда среди людей пошла молва о его строгой жизни и духовных подвигах, он сделался юродивым. А потом и вовсе сбежал от полюбивших его новгородцев. Он бежал аж в Вологодскую область, в Великий Устюг, где окончил свои дни, так и не оставив подвига юродства ради Христа. При жизни он творил чудеса, которые не прекратились и после его смерти. Этот немецкий коммерсант, соотечественник Гюнтера Грасса и Томаса Манна, стал настоящим русским святым - Божьим человеком.

Давайте оглянемся немного назад. Где-то в начале пятнадцатого века, не из славного Любека, а из славного Бранденбурга, и не в славный Новгород, а в не менее славный Ростов Великий, по какой-то причине прибыл один немецкий католик. Мы не знаем его имени до принятия православия. В православии он почитается как святой Исидор Ростовский. Кстати, он тоже был юродивым ради Христа. При жизни он был ясновидящим, и за точность своих пророчеств горожане прозвали его “Твердислов”. Иван Грозный очень почитал его память после смерти, хотя немцев русский царь не жаловал из-за их “свирепой лютеранской ереси”, которая уже проявилась к тому времени.

Реликварий св. Исидора Твердислова

История знает немало случаев, когда русские охотно сбегали из своей “тюрьмы народов” в мир соблазнов и удовольствий западной цивилизации. Что там в “немытой России” делать-то? Как дядюшка Онегина “смотреть в окно и мух давить”? Глядеть на “серые избы” и слушать “песни ветровые”, как Блок? 

Можно и так, конечно, а можно и по-другому. Вести войны, зарабатывать деньги на торговле или прятаться на наших бескрайних просторах от домашних проблем. Мы уже рассказали о двух немцах, которые приехали на Русь за Святым Духом, хотя Дух, конечно, дышит, где хочет. Оба они приняли очень трудную форму христианского аскетизма — юродство ради Христа — и достигли в нем святости. Да, оба! Но подождите, есть и третий.

Примерно через сто лет после Исидора, в том же Ростове Великом, жил еще один немец. Здесь его звали Иоанн Власатый. Может быть, он шел по стопам Исидора к берегам озера Неро, а может быть, Божье Провидение каким-то особым образом привело эти избранные души с Запада на Восток, но, как ни удивительно… Этот немец также вел жизнь юродивого и обладал даром исцеления, за что его называли не только Власатым, но и Милосердным. Говорят, он никогда не расставался со своей Псалтирью. Его даже похоронили вместе с нею. Кстати, его Псалтирь была на латыни. Умер Иоанн Власатый в 1581 году — незадолго до Смутного времени.

Блаженный Иоанн Власатый/Милосердный.

Дорогие читатели, просто подумайте об этом! Это заставит вас улыбнуться, может быть, даже рассмеяться от радости и изумления. Или, может быть, это даже напугает вас. Немцы едут к нам в Россию, в эти “бедные деревни”, в это вечное бездорожье и суровый климат. Они приходят к людям, которые им чужды, и которые в наше-то цивилизованное время не очень-то дружелюбны, а представьте их в Средневековье! “Немцы” приходят поодиночке, как паломники, из века в век, чтобы здесь, в этой массе невежества, читать Псалтирь на латыни, ночевать на церковных ступенях, жить на милостыню и молиться Богу за всю вселенную!

Наши люди едут на Запад, но вовсе не для того, чтобы молиться. О нет, не для того, чтобы молиться. Но эти иностранцы! Возможно, эти люди из Любека и Бранденбурга узнали и поняли о нашей земле и истории что-то такое, чего мы, живущие здесь, не чувствуем и не понимаем? И это происходило с определенной регулярностью с незапамятных времен, до Чайковского и Достоевского, до дикого расцвета понятной Западу русской культуры, до всех дискуссий о “загадочной русской душе”.

На эту тему можно говорить еще долго, потому что позже на Русь пришли и голландцы и шотландцы, и французы и немцы. Они пришли за приключениями, за деньгами и за славой, из любопытства или по каким-то иным причинам. Они приходят и уходят. Другие приходят и остаются. И многие из тех, кто остался, лучше тех, кто здесь родился.

Это потому, что с их душами, родившимися за границей, они могут различить благоухание там, где природный русский давно потерял нюх. И эти наши новые, неожиданные братья совершенно по-своему, с неземной остротой и глубиной чувствуют красоту и силу русской земли и русской веры. Шепелявя или картавя, они говорят: “Я русский и православный!”, ведь за эти слова они заплатили очень дорогую цену. Так было на протяжении всей нашей истории. И святой Серафим Вырицкий сказал, что так будет до скончания веков.