С чего начиналось возрождение духовного образования на послевоенной Украине

Накануне революции 1917 года система духовного образования в России включала в себя четыре духовные академии, 57 духовных семинарий и 185 духовных училищ. В 20-е годы прошлого века от системы духовного образования Российской империи не осталось практически ничего.

Необходимость назрела

Началом восстановления духовного образования в СССР можно считать историческую встречу Иосифа Сталина с митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем), которая состоялась в Кремле 4 сентября 1943 года. Во время беседы иерархи рассказали о насущных проблемах Церкви, в том числе об острой нехватке священнических кадров. Для решения задачи митрополит Сергий предложил создать два вида духовных учебных заведений: богословский институт и богословско-пастырские курсы, на что советское правительство дало зеленый свет.

Возглавить работу было поручено митрополиту Саратовскому Григорию (Чукову). Уже 1 октября 1943 года владыка представил обширный доклад «Об организации богословских школ», получивший одобрение Патриарха и Священного Синода.

В октябре того же года совсем ненадолго возглавивший Русскую Церковь Святейший Патриарх Сергий (Страгородский) представил в Совет по делам Русской Православной Церкви (далее – Совет) для согласования «Положения о Богословском институте и богословско-пастырских курсах» и учебную программу последних. Кроме предметов религиозного направления, в программу вошли практическое руководство для пастырей Церкви, изучение Конституции СССР и нормативных документов по деятельности Русской Православной Церкви.

29 октября 1943 года на встрече Патриарха с председателем Совета Георгием Карповым было решено определить количество мест в новых учебных заведениях (от 25 до 40), контингент обучающихся и порядок поступления. Контроль за церковным обучением возлагался на Совет. Таким образом Церковь лишалась права проводить самостоятельную кадровую политику и многих других возможностей. Но были и существенные подвижки в сравнении с прежним положением дел: для слушателей духовных школ удалось добиться от власти некоторых льгот. Преподаватели курсов причислялись к квалифицированным работникам народного образования и получали такие же продовольственные карточки, как у их коллеги из светских вузов. Студентам выдавались рабочие карточки, а также предоставлялась отсрочка от призыва по мобилизации.

На священников снова учат!

В 1945 году, по ходатайству нового Предстоятеля Русской Церкви Патриарха Алексия (Симанского), власти разрешили открыть богословско-пастырские курсы в Ленинграде, Киеве, Львове, Луцке, Минске, Одессе и Ставрополе, и скоро председатель Совета Карпов уже докладывал об организации части из них в правительство. В ответ последовало распоряжение: «Обязать Совнарком УССР, Совнарком БССР, Ленинградский Горисполком и Ставропольский Крайисполком Советов Депутатов Трудящихся предоставить соответствующие помещения для указанных курсов и оказать содействие в оборудовании их за счет средств епархиальных управлений» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 29. Л.122–123).

Не удивляет тот факт, что из семи духовных школ четыре планировалось открыть на Украине. И дело не только в том, как трудно в республике обстояло дело с церковными кадрами (Подробнее по теме – «Кто служить теперь будет?»). Повышать образовательный уровень украинских православных пастырей необходимо было для того, чтобы они достойно противостояли как влиянию католического Запада, так и своим раскольникам-автокефалистам.

Учебный процесс под контролем

В отчете за первый квартал 1946 года уполномоченный Совета по Украине Павел Ходченко, освещая вопрос о работе открывшихся пока в нескольких городах пастырско-богословских курсов, отмечает неполное их укомплектование: в Одессе – 2 человека, Луцке – 33 при запланированных 40 человек в каждом городе. Как видно из цифр, желающих получать духовное образование было еще немного: возможно, несмотря на то, что инициатива эта была сверху, в обществе еще свежи были воспоминания о репрессиях на духовенство 1937 года… В связи с этим Одессе даже пришлось прибегать к «методу разверстки среди духовенства (малоподготовленных псаломщиков, диаконов и т.п.), и то получился недобор». А в Луцке, сообщает чиновник, хоть и было подано около сотни заявлений со стороны преимущественно молодежи из средне зажиточных крестьянских семей, при отборе большинство абитуриентов отсеялось из-за низкой общей грамотности...

Таким образом, делает вывод Ходченко, Одесская и Волынская епархии не смогли в полной мере использовать предоставленные им советским правительством возможности. Республиканский уполномоченный также вынужден признать, что его подчиненные, на которых возложен контроль за церковным образованием, явно не компетентны в этом вопросе: «Что касается учебных планов, программ, методики их проработки, успехов слушателей и т.п., то в условиях неопределенности функций, в которых находятся Уполномоченные Совета в отношении наблюдения за курсами, трудно более или менее глубоко судить или дать точный анализ, заключение. Уполномоченным Совета приходится оперировать отрывочными доходящими до них сведениями из второстепенных источников. Например, делать анализ или заключение на основании слов самих же заинтересованных духовных лиц, частных слухов, случайных документов».

Что же установили контролеры по столь сомнительным источникам?

Одесские богословские курсы. Областной уполномоченный Разумовский фиксирует, что посещаемость занятий в связи с занятостью студентов на приходах оставляет желать лучшего. С учебной программой, утвержденной патриархией, преподаватели не ознакомлены – выстраивают занятия по своему усмотрению. Чиновник приводит примеры педагогической практики, подвергнутой им критике: «Преподаватель Зубков в своих лекциях преподносит слушателям материалы по истории и по русской литературе, привлекая эти науки к таким предметам, как «История христианской церкви», «История русской религиозной мысли». Ко второму из названных предметов, как и к ректору курсов товарищу Чемене, уполномоченный относится с неприятием, отмечая, что «… предмет не входил в курс бывших духовных училищ или семинарий и является творчеством ректора курсов Чемены… По моему мнению, нетрудно убедиться, как широка возможность для преподавателя этого предмета вкривь и вкось использовать вопросы политики, особенно если учесть, что преподаватель этого предмета, ректор курсов Чемена, с 1902 по 1917 год был директором мужской гимназии и лишь с 1920 года занимается церковной деятельностью». По всей видимости, стаж продолжительностью четверть века (с 1920 по 1946) Разумовский серьезным не считает.

В оценке Луцких курсов Ходченко ограничивается выводом, что с ними дела обстоят аналогично одесским. А про Волынские делает, со слов областного подчиненного, несколько сообщений. На курсы, как следует из отчета, осенью 1945 года было принято 40 человек, из них семь в течение года отсеялись – «по разным причинам и главным образом из-за нежелания учиться». Чиновник задается вопросом, зачем на богословских курсах ввели дисциплину «Гигиена», не предусмотренную патриархией. Когда же он обратился за разъяснениями к местному епископу, тот уверил в получении на новый предмет в патриархии благословения. Этот факт не позволяет судить о качестве получаемого духовного образования в СССР, однако свидетельствует, что с программой богословско-пастырских курсов, утвержденной патриархией, волынскому уполномоченному знакомиться приходилось. Иначе как же, во исполнение должностной инструкции, проконтролировать содержание обучения? Согласно ее параграфу 1 (раздел VI), уполномоченный обязан наблюдать, «не имеется ли каких-либо отклонений в преподаваемых методах от утвержденной программы в духовных училищах или курсах».

Отчитываясь о проделанной работе, чиновник критикует не только работу курсов, но и высокий, по его мнению, уровень зарплат преподавателей курсов и, напротив, малый – взносов курсантов по займу на восстановление и развитие народного хозяйства.

Образовывать, но не увлекаться

Говоря о первых результатах повышения квалификации церковных кадров, республиканский уполномоченный высказывает лично мнение, мол, не стоит в нашей советской стране проявлять излишнюю заботу о духовном образовании на Украине. Несмотря на то что в Киеве и Львове обещанные курсы еще не заработали, он заранее высказывается категорически против открытия подобных программ и в других городах. Так, настаивает на отказе по этому вопросу епископам Ворошиловградскому и Черновицкому. Вместо повышения уровня подготовки священства он предлагает «укрупнить» (т.е. закрыть) часть приходов, а освободившихся священников «перебросить» в области, где ощущается их недостаток.

По словам чиновника, во всей этой тяге Церкви к повышению уровня образования пастырей он склонен видеть желание высшего духовенства «создать определенную видимость роста, расширения церкви и «подработать» на курсах архиерейскому окружению, то есть увеличить материальное обеспечение» ( ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л. 37–77).

В докладе в правительство Ходченко заявляет, что нет нужды в увеличении духовно-учебных заведений, раз и имеющиеся курсы до конца не укомплектованы, обвиняя в этом церковное руководство. Но только ли Церковь должна была взять за эту недоработку ответственность? Не из-за общей ли низкой грамотности значительная часть из 100 молодых людей из зажиточных семей были отсеяны при поступлении?

Сдержать активность «религиозников»

Познакомившись с очередным документом рабочей переписки Совета по делам Русской Православной Церкви, мы снова убеждаемся, что несмотря на сложные отношения Церкви и советского правительства на протяжении всей истории их противостояния и сотрудничества, в военные и послевоенные годы советская власть совершала немало шагов навстречу своему идейному оппоненту. Один из важнейших – возвращение духовного образования. Нетрудно, правда, предположить, каким должно было стать качество полученных будущими проповедниками-богословами знаний, контролировать содержание и организацию которых взялись советские чиновники, далекие не просто от науки о религии, но имеющие зачастую лишь приблизительное представление о православной вере вообще.

Контроль над богословским образованием вели не только в отношении собственно учебных заведений. Чиновники Совета, в чью компетенцию это отныне входило, заодно и по мере возможностей бдили и на приходах, и в стенах обителей.

Вот, к примеру, какой жесткий отпор получило церковное руководство Богоявленского монастыря в городе Кременце Тернопольской области. Уполномоченный сообщает о нарушении здесь советского церковного законодательства: местные регенты Кутульский и Бохотников незаконно, у себя на дому, за определенную плату, организовали группы (5–8 человек) по подготовке псаломщиков. По вмешательству органов, занятия были запрещены, а епархиальное руководство получило указание «если Епархии необходимо организовать курсы, ставьте вопрос об этом перед Советом по делам Русской православной церкви при Министерстве СССР, о разрешении проведения курсов» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 101. Л. 171–179).

Трудно понять, какой криминал был усмотрен в том, чтобы любой желающий верующий получил навыки псаломщика, задача которого лишь максимально точно доносить до молящихся тексты Священного Писания. Однако докладывая об этом инциденте, республиканский уполномоченный делает вывод об увеличении активности духовенства («религиозников»). В таких условиях надо было иметь немало мужества, чтобы избрать путь служения Церкви и добровольно подвергнуться особому контролю со стороны властей.

И все же несмотря на трудности начального периода своего возрождения в СССР духовная школа восстанавливалась и готовила новых пастырей для Русской Православной Церкви.