Почему в послевоенный период Украинская Церковь не могла оказывать адресную помощь

По окончании Великой Отечественной войны патриотическая деятельность Церкви несколько сменила акценты, но в целом, как и в военные годы, по-прежнему была направлена на материальную помощь государству. Разоренному хозяйству страны, в частности, Украинской земле, нужны были средства и человеческие ресурсы для восстановления. Население само было на краю бедности, между тем, призывы к пожертвованиям с амвона церквей осуществлялись чуть ли не с большим рвением, чем ранее. Разница была лишь в том, что теперь о помощи стране церковного сообщества государство, как в годы войны, афишировать не стремилось, можно даже сказать, замалчивало.

Проповедники-передовики

В первый послевоенный год Церковь продолжила сбор приходских средств в помощь народному хозяйству. И деньги, надо заметить, благодаря патриотическим воззваниям священников к пастве, собирались немалые. Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Волынской области сообщает о размерах собранных в первом полугодии 1946 года пожертвований для инвалидов и сирот Отечественной войны:

«Всего было собрано деньгами 392.000 рублей, из них для инвалидов Отечественной войны 232.000 рублей и для сирот 100.000. Эти деньги переданы органам социального и гособеспечения». Или такой показательный пример: «Священник Худяков, город Золочев, стаж с начала 1945 года – 40 лет, всё время положительно проводит патриотическую работу, собирая деньги, вещи и продукты для раненых воинов Красной Армии. В течение короткого времени, в этой общине собрано на патриотические цели 18 000 рублей» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л. 7).

Уполномоченный также сообщает о привлечении всех батюшек вверенного ему для контроля над церковной жизнью региона к займу «Восстановление и развитие народного хозяйства»: клирики 19 благочинных округов подписались на 393 000 рублей, которые были внесены в госбанк наличными. За последние два года, докладывает чиновник, силами только двух священников из города Харькова, Егорова из кафедрального Благовещенского собора и Серовского из Озерянской церкви, на патриотические цели собрано более сотни тысяч рублей приходских пожерствований.

Помимо денежных сборов одобрительный отклик советских органов вызывает непосредственное участие священников в сельхозработах. Из уже упомянутого документа:

«Священник Егоров, село Берёзовка, стаж с 1930 года. В 1945 году собрал на патриотические цели продуктов и денег на 13.000 рублей. Помогал женам красноармейцев убирать урожай. Егоров был 11 лет счетоводом колхоза и теперь периодически помогает колхозу в счётном деле».

Чиновник также дает положительную характеристику 55-летнему священнику Сергию Коваленко из села Люджа Тростянецкого района, окончившему духовное училище и во время немецкой оккупации служившему в рядах Красной Армии.

«Он призывает народ к оказанию помощи инвалидам Великой Отечественной войны и сиротам погибших воинов отцов на фронте, сам собрал 5 000 рублей и сдал в Тростянецкий банк, а также помог инвалидам и сиротам своим трудом. Во время выборов в Верховный Совет сам с женой первый явился на избирательный участок 1946 года для голосования». 

Далее уполномоченный перечисляет, какой объем работ выполнил батюшка, сколько трудодней выработал и какое количество продуктов на них получил.

Или вот священник Есипов из села Будёновка Харьковской области: «с 1943 года выступает с патриотическими проповедями, столярничает в колхозе и, по слухам, продолжает быть даже членом колхоза» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л. 29).

Благотворительность вне закона

Но не всякая помощь со стороны «церковников» приветствуется контролирующими чиновниками. Как о нарушении церковного законодательства уполномоченный Волынской области сообщает о следующем факте:

«В начале июня месяца в областной газете «Редянська Волынь» появилась заметка, что в детсаду № 1 города Луцка у детей нет достаточно кроватей и другой мебели. Епископ Варлаам посылает в детсад № 1 работника епархиального управления /машинистку/, которая знакомится с детсадом и докладывает Варлааму, что действительно кроватей не хватает. Тогда епископ дал распоряжение вызвать к нему заведующую детсадом Гончарову. Последняя постаралась быстро явиться, епископ расспросил о положении детсада, Гончарова охотно ему рассказала. Тут же епископ выдал ей 5.000 рублей и договорился, что в будущем они будут иметь тесную связь и так далее. Я в очередном приёме епископа в вежливой форме заявил ему на неправильную форму отношений его с государственными учреждениями и просил его подобных отношений не организовывать» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 101. Л.152–165).

В этих оценках Волынского уполномоченного, на первый взгляд, читаются сплошные противоречия. То одобрение, то порицание вызывает социальная деятельность Церкви. Во всех приведенных примерах ее представители оказывают помощь стране, в том числе заботятся о детях, слабых и нуждающихся. И довольно оперативно это делают, надо заметить. Особенно во втором случае, когда благотворительность осуществляется адресно, по обращению просящего.

Но для контролирующих органов именно форма оказываемой Церковью помощи имела значение, возможно, даже большее, чем ее суть. И причина этого в церковной политике партии. Совет по делам Русской Православной Церкви (далее – Совет) должен был отрабатывать такую схему сотрудничества: благочиния собирают средства с прихожан и отправляют в Госбанк или в полномочные инстанции, откуда денежные потоки распределяются по усмотрению чиновников разных ведомств. В результате никто из нуждающихся не знает, что полученной помощи обязаны священникам и архиереям, а также их пасомым, как об этом узнали работники и питомцы детского сада №1.

Это раньше, во время вражеского нашествия, вся страна знала, что верующие собрали средства на танковую колонну имени Дмитрия Донского и авиаэскадрилью Александра Невского, что призывы священства всех уровней поднимали верующих на борьбу с вражеским нашествием. Теперь было время другое. Государство снисходительно и даже охотно денежную помощь от Церкви принимало, а вот зарабатывать на этом авторитет не позволяло.

Типичный пример ненадлежащего сотрудничества светских органов с церковными организациями в донесении харьковского уполномоченного:

«Председатель Сельсовета села Власовка, Староверовского района тов. Коробка попросил у священника и получил под расписку 500 рублей на подарки школьникам ко дню 28 годовщины Октября и 150 рублей на оформление избирательного сельского участка ко дню выборов Верховный Совет СССР. Работники этого Сельсовета в беседе со мной говорили: «у нас батюшка хороший, авторитетный, он всё может сделать» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л. 29).

Как же так? Советские органы поддерживают авторитет священника как благодетеля и принимают его участие, да еще с благодарностью? Отношение к подобным фактам у республиканского уполномоченного Совета Павла Ходченко однозначное. Он делает строгое замечание:

«Вы не сообщаете, что предпринято Вами в отношении Председателя Сельсовета село Власовка Староверского района товарища Коробка, получавшего от священника деньги на подарки детям и на оформление избирательного участка. В дальнейшем необходимо о всех таких случаях ставить в известность руководящие советские органы для принятия мер к прекращению этих неправильных действий» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л.13–28). 

Вполне возможно, что уполномоченный Ходченко хорошо относился к детям. Но дети в таком вопросе – не главное (так же как инвалиды, вдовы и сироты). Украинский представитель Совета по делам РПЦ старается выполнить установки Совета в области церковно-государственных отношений: никакой адресной помощи населению от Церкви, только путем денежных перечислений в Госбанк.

Кстати, возвращаясь к фактам, озвученным в начале, по поводу одобрения местными органами трудового вклада пастырей в народное хозяйство. Председатель Совета Георгий Карпов здесь также делает замечание подчиненным и пишет по поводу организации Воронежским епископом мероприятий по борьбе с засухой:

«Совет считает, что если можно не возражать против обращения духовенства к верующим во время церковных служб с призывом об участии их в проведении мероприятий по борьбе с засухой, то личное трудовое участие духовенства и организацию ими верующих на работы по лесонасаждению и строительству водохранилищ на полях колхозов и совхозов Совет находит излишним» ( ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 70).

Уж если областные уполномоченные Совета не могли разобраться, что за что критиковать, а за что поощрять батюшек, то как тут простому председателю сельсовета разобраться в сложных отношениях светской и церковной властей.

«Расширительные притяжения»

В своих донесениях украинские уполномоченные сообщают о притязаниях со стороны «отдельных священнослужителей и общин, имеющих целью усилить влияние церкви на население». Действительно, последствия смягчения политики в отношении Церкви не заставили себя долго ждать: верующие стали все чаще заявлять о правах или об их расширении. Чиновники с удивлением констатируют: этим «религиозникам» уже недостаточно разрешения вести богослужебную деятельность и помогать государству и словом, и делом, и рублем.

«Среди одной части духовенства характерны настроения и претензии, почему их не приравнивают к рабочим и служащим по налогам, снабжению продуктами, промтоварами и так далее; мол, мы ведь тоже приносим пользу государству, а нас, игнорируют на местах», – докладывает уполномоченный Совета по Харьковской области (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л. 29).

В Совете также отмечают, что со стороны местных органов порой встречается попросту некомпетентность в вопросе церковной политики в стране. 

«Отдельные работники не всегда правильно понимают политику партии в отношении церкви. Одни предполагают, что церковь чуть ли ни есть что-то государственное, и не случайно, что председатель сельсовета села Сандраки Хмельницкого района обращался к священнику с просьбой, чтобы он проводил соответствующую работу в церкви по выходу колхозников на работу, также и другое», – сообщает уполномоченный по Винницкой области (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 101. Л. 127).

Справедливости ради, надо отметить, что и верующие свои ожидания перемен к лучшему не всегда облекали в корректную форму. Так, уполномоченный по Полтавской области отмечает:

«Отдельные монашки (Козельщанского монастыря) под тем или другим предлогами распространяют вредные слухи, например: в 1945 году в начале учебного года в школе одна из монашек распространяла среди учителей и жителей слухи о том, что, мол, с начала учебного года в школах будет преподаваться Закон Божий» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 101. Л. 188).

Все изложенные примеры могут показаться частными и не такими значительными, но они позволяют сделать важный вывод. И областные уполномоченные Совета по делам Русской Православной Церкви, и местные органы, разумеется, знали, что Церковь в СССР отделена от государства, а школа – от Церкви, но трактовали это положение по-разному. Они в принципе не понимали причин того, что формально проявляя лояльность и даже дружелюбие к церковным представителям, правительство послевоенного СССР не позволяло православным организациям стать полноправными участниками гражданского общества.

Как показали испытания войной, Православная Церковь могла быть надежным союзником государства. Но законодательно закрепить равноправные отношения коммунисты не могли: атеизм оставался их государственной идеологией. После недолгой передышки верующим гражданам Советского Союза предстояло проходить новые испытания веры.