Автор
Михаил Логинов
колумнист Global Orthodox
Крест и билет
Михаил Логинов

Верующих в России часто попрекают тем, что их Церковь сотрудничала с Советской властью. У меня есть на это простой ответ.

- Как вы можете оставаться в Церкви, зная о том, что в 20-е и в 30-е годы…

Далее следует перечисление самых печальных страниц церковной истории XX века. И «Послание» или Декларация митрополита Сергия о фактическом признании Советской власти. И дальнейшие взаимоотношения с этой властью, в те годы, когда она достигала практического апофеоза своего безбожия. И сотрудничество во второй половине века, иногда принимавшем трагикомические формы, породившие анекдот: «смотри, поп, партбилет на стол положишь!».

Почти три четверти XX века Русской Православной Церкви приходилось вести себя, как муниципалитету захваченного врагами города, когда в первую очередь, нельзя называть захватчиков захватчиками. Страшные годы стойкости и компромиссов, когда новомученникам, чьи имена нынче звучат на вечерних службах, приходилось одновременно думать о том, что ответить следователю на очередном допросе и поминать ли митрополита Сергия в молитве?

Так как же я могу оставаться в Церкви, зная эти факты?

Когда-то я отвечал на этот вопрос долго и путанно, хотя в конце ответа – уверенно. Но с некоторых пор мой ответ изменился и стал еще проще.

«Как я могу оставаться в Церкви, зная о ней то-то и то-то? Я же остаюсь в Союзе писателей. И даже членский билет выбрасывать не намерен».

Номер моего билета Союза писателей Санкт-Петербурга – 757. Первая сотня этого списка была принята в Ленинградское отделение Союза писателей еще в начале 30-х годов прошлого века.

А чуть позже, во второй половине 30-х, этим людям, вошедшим навсегда в золотой фонд родной литературы, в том числе и детской, приходилось говорить страшные вещи. «Подлая банда убийц», «отребье человечества» (задолго до песни «Священная война»), «грязнейшие арсеналы подонков», «презренный Иуда заклеймен судом истории», «расстрелять, как бешеных собак». К сожалению, все, кто писал во второй половине 30-х, для взрослых и детей, не смогли избегнуть этой риторики. Кто-то персонально, в статьях и на собраниях, кто-то подписывал коллективные письма.

Не буду называть великие имена и цитировать сказанные ими страшные слова – путь этим занимаются авторы биографий. Лишь повторю: для меня это знание не было поводом отказаться от вступления Союз писателей.

Между тем, избегнуть словесного участия в «расстреле бешеных собак» не удалось ни одному сообществу той эпохи. Например, коллективное письмо Союза писателей от августа 1936 года соседствовало с резолюциями митингов трудовых, учебных, научных коллективов. В призывах к скорому и немилосердному суду пришлось участвовать всем: академикам, риторам, мореплавателям, плотникам.

И только один, почти уничтоженный репрессиями общественный институт, не призывал «расстрелять собак» и «стереть с лица земли». От русской Церкви этого не требовали. Так почему же мне сейчас должно быть стыдно пребывать в Церкви, и состоять в творческом союзе, члены которого этого требовали?

И, кстати, если речь о репрессиях... Сейчас в России только Русская Православная Церковь системно и последовательно, на службах, вспоминает новомученников, погибших в 20-е и 30-е. Ни военные, ни административные работники, ни, даже писатели этого не делают. Если и вспоминают, то по частной инициативе.

И ответ на первоначальный вопрос очень прост: «остаюсь в Церкви, которая для спасения себя и людей пошла на второстепенные компромиссы, не пойдя на предательство в главном. Что и делает».